Теперь далеко отсюда
пустая стоит могила.
Мы ждали, что будет чудо,
а это оно и было.

Оно говорило с нами,
бесплатно дарило веру
поступками и словами,
иронией и примером.

Для нас исполнялась снова
библейская злая драма,
когда исцеляют словом
и гонят барыг из храма,

где нравятся миллионам,
идут по статьям предвзятым,
сдаются Синедриону,
чтоб в пятницу быть распятым —

за то, что не терпят фальши,
за то, что горят за дело.
И кто удивлён, что дальше
исчезло земное тело?

А дух оживёт в экранах
и встанет живой иконкой,
и будут дрожать тираны
под толстой бетонной шконкой,

а дух растворится в слове,
в краю бесконечной дури,
в стране палачей и крови,
в культуре убийц и тюрем,

где оттепель сходит в осень,
где шутки звучат всё реже,
где правду не произносят,
а тоже зачем-то режут,

где бес марширует голым
и трудно его не видеть,
где учат дворы и школы
заткнуться и ненавидеть,

где люди, простые люди,
запутавшись в быте склочном,
не знают, что дальше будет,
и верят каналам сточным.

А те, кто увидел чудо,
закрыли на кухнях двери,
втыкают иголки вуду,
читают псалмы и верят,

что камень в груди убийцы,
трусливой холодной твари,
однажды закончит биться
и миру покой подарит,

и в небо сорвутся тромбы
багровых кремлёвских башен
и сразу затихнут бомбы
на землях соседских пашен,

потом отгремят балеты,
потом побегут сучата,
и воздух запахнет летом,
и можно уйти из чата.

И словно тепло и воду,
антенну и газ со светом,
к нам в дом подведут свободу,
раз ты говорил об этом...

Но время придёт, рассудит,
сорвёт с палачей одежды,
и сделают это люди,
которым ты дал надежду.